Мир Фриверна не знал милосердия. Это был не просто континент, а вырезанная в теле реальности рана, одутловатая магией, болью, забытыми обетами. В его центре, Лимохия, находилась канализационная система, где законы природы искажались глубоко в глубинах, где жили древние. Воздух здесь был богат, как суп отчаяния, а земля жадно сосала кровь, производя костяные и ядовитые плоды папоротника. Нация Гранте, увенчанная белыми шпилями из тлеющего камня, была не бастионом порядка, а гигантской прессой, медленно сокрушавшей живое в пыль. Его история была рассказана не чернилами, а спермой насильников и прахом сожженных деревень. В этой адской геометрии, в самом нижнем, нечестивом углу, выросла тень по имени Вайдль Швингайн. Его клан был обречен с того момента, как он сделал первый вдох. Семья Швинг―― безземельные аристократы, охотники без прейлов, люди с кровью, разбавленной чем-то другим. Его прадед, Хелзон, потратил свое состояние, пытаясь манипулировать туманом и заключить сделку с "Повелителем тумана", чтобы скрыть свои неудачи. Дед Винсент пытался вернуть себе старую славу, занимая деньги из казны и тайного культа, поклонявшегося Зевсу Змею. Семья была стерта с земли в одночасье и приговорена к принесению в жертву темным силам как еретикам. Однако полностью убить тень сложно. Рейл выжил. Она откусила свою фамилию, как зараженную конечность, и стала Schwingein ―― "Тень камня". Она спряталась в гетто Бретбуз за Стеной Позора. Там воздух наполнился спорами разложения и вздохами умирающих. Ее сын, Вайтль, родился не из любви, а из животного страха и попытки найти немного тепла в вечных, застывших существах. Ее отец (лицо, которое она пыталась забыть) сбежал, когда узнал о ее беременности, и слился с болотом, которым правили "лжецы водно-болотных угодий". Вайтль выросла, поглощая мировые яды через свои поры. Его тело было проклято вдвойне: Кровь изгнанных теней и синдром дематериализации. Его тело было ненадежным сосудом. Рука, едва ощутившая даже вес нескольких килограммов, потеряла связь с реальностью. Вещи проходили сквозь пальцы, как дым, оставляя меня с ледяной потерей чувствительности и ощущением пустоты, поглощающей все. Он не мог поднять дрова, чтобы разжечь огонь, и не мог крепко держать нож. Он призрак среди призраков,Ему было суждено наблюдать, как реальность ускользает от него. Но в этой абсолютной слабости, этом постоянном чувстве физического коллапса родились первые искаженные мысли. Если ты не можешь постичь мир... разве мир не должен схватить его? Если его тело не может удержать власть... не должна ли сила удерживать его тело?